tatiaz

Когда я была маленькой, у нас в доме жил странный дяденька. В общем-то сумасшедший. Но к нему никто так не относился, потому что все знали истоки его сумасшествия. Дядя Толя работал в кузнице, и вот от вредной работы слегка башкой и двинулся. В итоге у него постоянно болела голова. Она у него так болела, что он тихим сапом свихнулся. И так свихнулся, что увлек за собой и жену и минимум одну дочь (из трех возможных), впрочем, это уже грустная история.

А с дядей Толей была веселая. Ну пока он не до конца с катушек съехал. Дядя Толя был человеком добрым, но местами буйным. Так-то он был добр к нам ко всем (детям), но когда у него случались обострения, он в нас, ничтоже сумняшеся за чириканье кирпичами кидался. Родители об это знали, но в милицию не заявляли (жалели). Благо, ни в кого не попал.

Дядя Толя часто сидел между этажами и курил какую-то хню. Воняла хня жутко противно, но визуально выглядела, как Беломор.

Впрочем, в те годы я и, как Беломор, не знала, как выглядит. Зато с годами, на мои заинтересованные вопросы: "Как травка пахнет?" - Мне ответили: - "Понюхаешь, поймешь".
Конечно, это был дико исчерпывающий ответ, оставивший меня в интриге на годы. Но когда я-таки услышала запах этой травки, я вдруг резко вспомнила дядю Толю.

Дядя Толя сидел на корточках между этажами и курил эту хрень, которая дико воняла, и которую я через годы узнала. Узнала посредством одного придурка в общей компании, который закурил это при мне, и чем вызвал у меня панику (я, вообще, не паникер, но когда при мне курят траву, и я понимаю, что сейчас материализуются менты и всех нас заметут, у меня прям все внутри взыграло, но это другая история).

И вот я вспоминаю дядю Толю, вспоминаю этот вечный аромат на лестничной клетке и понимаю, что Толян курил траву. А, как выяснилось позже, траву ему прям выписывали на законных основаниях, чтоб унять шум в голове.

Надо сказать, что буйным дядька был редко. Все чаще добрым, но очень громогласным, за что (мы) дети его все равно боялись. Но громогласность у него оттуда же, из кузницы возникла. И в целом, родители наши относились к болезному терпеливо, с сожалением и снисхождением. Жаловаться на него мы могли, но нас всячески успокаивали и уговаривали (слава богу, что ни в кого кирпичом всамделе не попал. Реально кидался).

Поэтому мы, дети, тоже к дядьТоле пытались относиться если не с любовью, то нейтрально. Но в душе все его боялись. Хотя однажды, я помню, откуда он взялся такой? В небесно голубом костюме (где он его взял? Он был только у Миронова в "Бриллиантовой руке"), он совершенно пьяный (а пьяным я его больше не видела), кувыркался до дома. Был такой забавный и добрый... как никогда. Но басил все равно по-шаляпински.

В виду своего состояния дядьТоля и по-русски-то разговаривал плохо, в основном, матом. От чего родители нас (детей) пытались уберечь, но получалось плохо, потому что он постоянно на нем говорил и (напомню) басом, громко, размеренно, что слышно было в двух соседних дворах.

А дальше вспоминает мой приятель Валерка, который был (есть) меня на порядок старше, и к коему дядьТоля на тот момент, видимо, проникся уважением.

ДядьТоля съездил на дачу (он относительно дееспособным был, по крайней мере урожай собирать был в состоянии). И вот он с этим урожаем приехал в квартиру. И урожай, видимо, задался. И он к Валерке: - Валер, давай я тебе насыплю яблок, на хуй.

Валерка остолбенел от такого щедрого предложения, но сдержаться от смеха не смог: "ДядьТоль себе яблок на хуй насыпь!"